О ГИБЕЛИ ДЕРЕВ ВАЛИНОРА. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ГОДЫ 867-869 "Так, невидимый, наконец, пришел он в сумрачную землю Аватар. Эта узкая полоса земли лежит к югу от Залива Элдамар у подножия восточных склонов Пелори; бесконечные, безрадостные побережья тянутся на юг - неизведанные, лишенные света. Там, под отвесной горной стеной, у глубокого холодного моря, лежит густой мрак - темнее, чем где-либо в мире; и там, в Аватар, в тайне, скрыто от всех обитала Унголиант. Не знали Элдар, откуда пришла она; но некоторые говорят, что в далекие века явилась она из тьмы, что окружает Арду - когда впервые с завистью взглянул Мелькор на Королевство Манве; и что изначально была она из тех, кого обманом заставил он служить ему. Но она не оправдала ожиданий своего Хозяина, возжелав быть госпожой своих вожделений, овладевая всем, чем могла, чтобы насытить свою пустоту. И она бежала на Юг, спасаясь от Валар и охотников Ороме, ибо гнев их обращен был против Севера, о южных же землях забыли они. Туда и пробралась она - к свету Благословенной Земли; ибо она жаждала света и ненавидела его..." ...Серое безликое Ничто, не имеющее образа; порождение Пустоты и само - пустота, окруженная не-Светом... Мелькор содрогнулся от отвращения, но стиснул зубы. Он стоял перед порождением Пустоты: Черный Вала в одеяниях Тьмы. Перед Лишенным Обличья в истинном обличье своем стоял он, и в беспощадно-ярких глазах его была холодная решимость. Он сказал: - Следуй за мной. И пошел вперед, не оборачиваясь, зная, что, покорная его воле, скованная страхом перед ним, как побитый пес за хозяином, следует Тварь. Он чувствовал ее присутствие за спиной - мертвящее дыхание Пустоты. На вершине Хьярментир, что на крайнем юге Валинора, в земле Аватар - в земле Теней - стоял он, глядя вниз на Благословенные земли Бессмертных; он посмотрел на север, и вдали увидел он сияющие долины и величественные блистающие серебром дворцы Валимара. И увидел - Деревья. ...Когда Светильники рухнули, ужас охватил Могущества Арды. И была ночь, но они не увидели звезд; и был день, но они не увидели Солнца, ибо волей Единого глаза их были удержаны, и до времени дано им было лишь смотреть, не видя. И была тьма; и страхом наполнила она сердца их, ибо не знали они ни сути, ни смысла ее. И прокляли они Властелина Тьмы, и в страхе и смятении бежали в землю Аман, что стала Обителью Могуществ Арды. И на холме Короллаирэ, что зовется также Эзеллохар, собрались они. И взошла на холм Йаванна, и воззвала она к Единому. В тот час отдали ей Валар силы свои, и призыв ее был услышан Единым. И силой Единого и Валар созданы были два Дерева Валинора. Телперион звалось Серебряное дерево, Золотое же - Лаурэлин. И Тьма отступила перед не-Тьмой Деревьев, которая не была Светом; ибо, где нет места Тьме, не существует и Свет. Не Арда, но Пустота дала жизнь Деревьям. И могли отныне Валар черпать силы из Пустоты, созданной Единым, дабы вершить в мире его волю; но Пустота, которую впустили они в мир, была способна уничтожить и самое Арту. И возликовали Валар, но Феантури молчали, и плакала Ниенна. И более ничего не могла творить Валиэ Йаванна, ибо тот, кто коснулся Пустоты и принял ее, не может быть творцом. Было время великого празднества в Валиноре, и по повелению Короля Мира Манве в чертогах его на вершине Таникветил собрались Валар, Майяр и Эльфы. И пришел также Феанаро, старший сын Финве; но Сильмариллы, творение рук своих, оставил он в Форменос. И отец его, Финве, и Нолдор, жившие в Форменос, не явились на празднество. В этот час спустился Мелькор с вершины Хьярментир и взошел на Короллаирэ. И Тварь, следовавшая за ним, не-Светом окутала Деревья. Она выпила жизнь их и иссушила их; и стали они темными ломкими скелетами. Так погибли Деревья Валинора, великое творение Йаванны Кементари, и не возродиться им более никогда; и силу Деревьев вобрала в себя Тварь. И Мелькор покинул Короллаирэ; но Тварь, окутанная не-Светом, следовала за ним. ...И наступила ночь. И Валар собрались в Маханаксар, и долго сидели они в молчании. Валиэ Йаванна взошла на холм, и коснулась Деревьев; но они были черны и мертвы, и под ее руками ветви их ломались и падали на землю. "Тогда многие возвысили голоса свои и возрыдали; и казалось плачущим, что до дна осушили они чашу горестей, уготованную для них Мелькором; но это было не так..." И сказала Йаванна, что сумела бы воскресить Деревья, будь у нее хоть капля благословенного света их. И Манве просил Феанаро отдать Йаванне Сильмариллы; и Тулкас приказал сыну Финве уступить мольбам Йаванны. Но ответил на то Феанаро, что слишком дороги ему Сильмариллы и никогда не сможет он создать подобное им. - Ибо, - говорил он, - если разобью я их, то разобью и сердце свое и погибну - первый из Эльфов в земле Аман. - Не первый, - глухо молвил Намо; но немногие поняли его слова. Тяжело задумался Феанаро; но не желал он уступить воле Валар. И воскликнул он: - По своей воле я не сделаю этого. Но если Валар принудят меня силой, тогда я скажу, что воистину Мелькор - родня им! - Ты сказал, - ответил Намо. И плакала Ниенна. В тот час явились посланники из Форменос; и новые злые вести принесли они. "И поведали они, как слепая Темнота пришла на Север, и была в ней сила, что не имеет имени, и темнота исходила от нее. Но Мелькор также был там, и пришел он в дом Феанаро, и у дверей его убил он Финве, короля Нолдор, и пролил первую кровь в Благословенной Земле; ибо только Финве не бежал перед ужасом Темноты. И рассказали они, что Мелькор разрушил крепость Форменос, и забрал все драгоценности Нолдор, что хранились там, и Сильмариллы исчезли..." Лицо Мелькора казалось высеченным из камня: - Вот мы и встретились, Финве, избранник Валар. Голос Черного Валы был ровным и спокойным, но холодный огонь ненависти горел в его светлых глазах. - Вот мы и встретились, Мелькор, раб Валар! ...Говорят, слова открывают раны. И это правда. Не впервые - и не в последний раз - Мелькора назвали рабом. Это всегда было первым, что приходило в голову его врагам, когда видели они железные наручники на его руках. И всегда это причиняло боль. - Что, сокровища Нолдор не дают покоя? Голос Валы звучал по-прежнему холодно: - Может, я и был рабом, но палачом и убийцей своих собратьев - никогда. Возьми меч и сражайся: я не убиваю безоружных. И что мне сокровища? Да, я возьму Сильмариллы, цену крови. Но твою жизнь - прежде. Ты умрешь. Лицо Короля Нолдор было почти радостным. Он не боялся умереть - и не потому, что не знал смерти; в его глазах был отблеск безумия: - Не так-то просто взять мою жизнь, исчадье Тьмы! Вала внезапно понял - Финве знает, что будет убит. Воистину, не труса полюбила Тайли. - А о цене крови... Ложь, как всегда! Ложь, ложь! Не ты создал их, у тебя нет никакого права на эти камни! Красивыми словами ты прикрываешь алчность. Ты же просто вор, скажи прямо - отдай камни, ибо я возжаждал их, так уж честнее будет! Финве захохотал, стиснул зубы - так загоняют в горло крик боли. На его губах застыла вызывающая усмешка, а в глазах стояла боль. - Я не собираюсь переубеждать тебя. Довольно того, что вы отняли у меня самое дорогое. Думаешь, я не знаю, кто создал письмена? Не читал того, что было в сожженных книгах? Не знал того, - с каждым словом голос Мелькора становился все резче и громче, - не знал того, кто должен был создать эти камни и наполнить их живым светом? Да, Феанаро сделал это, он это не его замысел! - Ложь! - Ты отлично знаешь, что нет. И знаешь, что заплатишь. Цена крови - за их кровь. Твоя жизнь - за их жизни. Самое дорогое - за самое дорогое. - Я рад, что это сделал! Да, рад! Теперь ты не властен над ними! Мечи скрестились. Вала бился молча, Финве наносил удары с безумными яростными криками. - Да! Я рад! Тысячу раз... я сделал бы... то же самое! Их лица были совсем рядом - глаза в глаза - над скрещенными мечами. - Даже, - выдохнул Вала. - Мириэль? И ее - тоже?! - Не-ет, - засмеялся Нолдо, - это ты убил ее! Ты! Ты извратил их души и сломал ее сердце! По твоей вине она мертва! Не будь тебя - не было бы этих смертей! На миг мелькнула безумная мысль - говорить с ним. Заставить понять. В следующую секунду понял - бесполезно. Не место, не время, и душа - нарочито глухая. А потом снова увидел - тех... "Даже ради Тайли. Даже из-за молений ее не будет тебе пощады. Ведь она - вспомнила. Теперь знает - за что. Но Феанаро я не трону. Это - ее кровь..." - Ты умрешь, - еле слышно молвил он. Больше до конца поединка он не произнес ни слова. Следующая рана, нанесенная Мелькором, пришлась в живот, и Финве, выронив меч, рухнул под ноги Бессмертному. Мелькор склонился над ним. - Вспомни их боль. Ведь ты видел, как они умирали. Эльф сдавленно застонал. Валы смотрел ему в глаза: - Ты прав. Непозволительно так мучиться живому существу, - с горькой усмешкой сказал Мелькор. И быстро нанес Эльфу последний удар - в сердце. Еще несколько секунд жизнь цеплялась за холодеющее тело, и губы едва заметно шевельнулись. Вала вздрогнул, поняв, какое имя умирало на стынущих губах. "Мириэль..." Он отвернулся и пошел прочь. ...Он возвращался в Эндорэ, и с собой уносил он Сильмариллы - цену крови. И камни жгли ладонь его, как раскаленные уголья - не-Тьма враждебнее Тьме, чем Свет; но он лишь крепче стискивал руку. Тварь по-прежнему следовала за ним. Она ощущала свою силу - силу, данную ей не-Тьмой Дерев. И когда Мелькор остановился, она бросилась на него. Он знал, что будет так, он был готов к этому. Но жгучая боль лишала сил. Он чувствовал единственное желание Твари: уйти, вырваться за пределы мира. И знал: этого не должно произойти. Сейчас они были равны по силе, и, чтобы стать сильнее, Твари нужно было только одно: Сильмариллы, последняя частица не-Тьмы Валинора. - Ты не получишь их, - сказал Мелькор. Он произнес Слово Огня; и огненное кольцо сомкнулось вокруг них, и Тварь бессильна была покинуть его. Он произнес Слово Тьмы; и Тьма стала щитом ему, и Тварь отступила к границе огненного круга. Он терял силы; связанный с Ардой велением Эру, он не мог черпать силы из Эа за гранью мира. Казалось, чей-то услужливый голос подсказывал ему: возьми силу Арды, ведь ты можешь сделать это, ты - истинный Властелин Арды. Но он гнал эту мысль: сделать так значило разрушить, обратить в ничто часть мира. Короля Мира это не остановило бы; но Возлюбивший сказал - "нет". И теперь он мог рассчитывать только на себя. Боль обессиливала - но и не давала утратить власть над собой. Он произнес Слово Образа; и, взвыв в отчаяньи и ярости, Тварь обрела образ огромной паучихи, тысячеглазого серого чудовища. Он произнес Слово Земли; и Тварь обрела смертную плоть. И, шипя от ненависти, она рванулась к Мелькору: тот лишь успел поднять руку, защищаясь от удара, и загнутый острый коготь, лязгнув, скользнул по железу наручника; Мелькор заметил на острие каплю молочно-белого яда. Оставалось произнести только Слово Смерти, но у него уже не было сил. Отступившая Тварь подобралась для прыжка. И тогда Мелькор крикнул, и эхом отразился крик его от стен черных гор, и, казалось, сама земля дрогнула, словно ощутила Арда боль и муку Возлюбившего этот мир. И черные горы помнили голос Мелькора, и его боль. Эхом стала эта память; и Ламмот, Великое Эхо, звалась с той поры долина. И в подземных чертогах Аст Ахэ, зов Властелина услышали Ахэрэ. Пламенным смерчем, жгучей бурей пронеслись они над землей; и вступили в круг огня; и огненными бичами гнали они прочь Тварь из Пустоты - Унголиант. Там, где проползала она, надолго земля осталась мертвой от крови Унголиант - молочно-белого яда. В Горах Ужаса, Эред Горгорот, в самой глубокой пещере укрылась она от огненных бичей, и с той поры никто и никогда не видел ее, потому неизвестно, как сгинула Унголиант, порождение Не-бытия. ИСХОД НОЛДОР. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ГОДЫ 870-871 Розовый нежный жемчуг перекатывается, мерцая, в перламутровой чаше. Тэлери любят жемчуг. Их юноши и девушки часто далеко-далеко заплывают в Море, поднимая со дна дивной красы раковины, и диковинные рыбы со светящимися плавниками играют с пловцами. Почти все Тэлери носят украшения из жемчуга, кораллов и раковин. Да и сам дворец Олве в Алквалондэ похож на огромную хрупкую белую раковину. Здесь вечные ласковые сумерки, и дворец тихо мерцает на берегу. Тихо набегают и отступают волны - это они поют? или это голоса Детей Моря, Тэлери? Даже тот, кто слышал пение Ванъяр, все же не может не поддаться странному тревожному очарованию этих песен. Пение Ванъяр - для пиров, для праздников, для песенных состязаний; песни Тэлери - для размышлений, ласковой печали и манящей мечты... Нэрвен задумчиво покачала головой: - Какие песни... Почему, государь, так редко твои подданные бывают на пирах в Валмаре? - Мы не очень любим громкое и яркое. И не слишком довольны покоем. - Нолдор тоже. - Нет. Вы ищете другого. Скорее, не столько находить, сколь подчинять и переделывать. Впрочем, не мне судить. Я не Нолдо. Прости, если я не так понимаю твой народ. - Я сама уже не понимаю... Но ведь и я не совсем Нолдэ. Могу ли я называть тебя отцом, отец матери моей? - Конечно, дитя мое. Но что тревожит тебя? Что случилось в Валмаре? Какая еще беда постигла Тирион? Я слышал уже об изгнании брата твоего отца. Печалюсь о горе Финве, но Феанаро достоин наказания. - Отец мой, непокой поселился в душах Нолдор. Может, это воистину слова Мелькора подняли муть со дна наших сердец... Но, отец мой, как это ни ужасно - мне сдается, что во многом он прав! Или иногда истина и ложь идут по одной тропе? Может ли это быть? И как тогда отличить одно от другого? Знаешь ли, теперь мое сердце - как пойманная птица. Мне стало тяжело здесь. Что я могу? Все говорят - ты первая из дев Элдар, ты сильнее всех, умнее всех, прекраснее всех... Зачем мне это, если я ничего не могу? Ничего не могу изменить здесь так, как хотелось бы мне... Это, наверно, греховно, ведь нам говорили, что так начался путь Мелькора. Неужели мы в сердцах наших склоняемся к Тьме? Я боюсь себя, я не понимаю себя... Я хочу творить - творить в мире, покинутом нами. Что-то гонит меня туда. - Но может так и должно быть? Не будет дурного, если ты откроешь думы свои Великим. Кому, как не им, знать о нас то, чего мы сами не знаем? Если это болезнь, то разве в Валиноре нет исцеления от любой горести? - Нет, отец мой. Мириэль не вернулась. Олве тяжело вздохнул. - Не печалься. Ступай, откройся Великим. Не грусти, дитя мое. Он налил из кувшина, сделанного из раковины, прозрачного зеленовато-золотого вина в чаши, и жемчужины закружились на дне. - Это вино благословила Йаванна. Оно развеселит тебя. Не должно печалиться высоким духом! Дочь дочери моей, не печалься! Знай - если желания сердца твоего будут угодны Великим, и если путь твой поведет тебя в Забытые Земли - не заботься о корабле. Он уже ждет тебя. Смотри! Олве поднялся и шагнул к витражному окну, толкнул створку - и она бесшумно открылась наружу. Зеленовато-золотые, как вино, волны тихо покачивали серебристо-белые корабли, и их сонные паруса слабо вздувались и вновь опадали, словно спокойно дышали. Серебристо-пепельные волосы Олве тихо шевелил ветер, широкие рукава его белого одеяния напоминали крылья чайки. - Вот тот, - указал король. - Это мой корабль. Я дарю его тебе, дочь дочери моей! ...А что же было потом? Элдар не умеют забывать, нет им такого милосердного дара. Иногда невольно позавидуешь Смертным - им дано забвение. Или это возмещение за смерть? Одни Великие ведают... ...И медленно угас Свет, и звезды как тысячи кровоточащих ран испещрили небо. Угасал Свет, и вставал ужас в сердцах. Ночь бесконечная пала на Валинор, ночь, полная дымного чада факелов, ярости и боли. Наверное, в хрониках все будет записано не так. Да и мудрые будут говорить по-другому - Элдар не забывают ничего, но не все, что было, дозволено запомнить. А было - застывшие, широко открытые глаза Финве, похожие на серое стекло. В первый раз Нэрвен видела смерть, и это было ужасно своей неестественностью. Настолько ужасно, что она даже поразилась своему спокойствию - она просто не могла воспринять этот ужас. Факельный свет придавал всему вокруг кровавый оттенок раскаленной стали. Ей казалось, что Феанаро сейчас так же опалит каждого своим прикосновением... И была - окровавленная рубаха Финве в руках полубезумного от горя и ярости Феанаро, и он швырнул ее в лицо посланнику Валар, обвиняя их в этом убийстве, ибо они - родня Моргота. Тогда впервые прозвучало это имя - Моргот, и сын убитого требовал у родичей убийцы виру за отца. На него было страшно смотреть - и невозможно не смотреть. Страшно было слушать его - и невозможно не слушать. Как болью пронзает укус огня, так сам огонь рассеивает тьму - опасен и прекрасен; так речь и вид Феанаро заставляли подчиняться ему - не с неохотой, а с яростным жестоким восторгом. Артанис назвал ее отец, но сейчас она была воистину Нэрвен. И была клятва - та самая роковая клятва в чаду и огне факелов, в хищно-алом блеске обнаженных клинков... И - едва ли не страшнее ярости Феанаро - слезы Нолофинве, алые, как кровь, в отблесках огня. Он не клялся - но меч его, взлетевший к небу, был его клятвой - клятвой мстить за отца. Это было понятно всем и без слов. Именно тогда она поняла, что все изменилось. Теперь она должна была уйти, хотя также не давала клятвы. Ее вела месть, но куда больше - жажда изменить этот мир так, чтобы не видеть с мучительной неотступностью застывшие глаза Финве, чтобы, вернувшись, сложить к ногам Валар мир, избавленный от боли, горя и злобы... Кто знал, что самое страшное зло свершится в Валиноре, что злом будут сами Нолдор, что это зло они понесут в Сирые Земли... Кто знал... Она первая принесла Тэлери подробные о случившемся. Олве нервно вышагивал по залу: - Теперь тебе нельзя плыть. - Нет, отец мой! Именно теперь. На мне нет греха. Должен же быть хоть кто-то, кто сможет образумить их? Я их крови. Мне поверят. Ведь, если не это, они прибудут туда в великом гневе и ярости и сгинут все! - Но... Олве не успел ответить. В зал вошел Эльф в серебристо-белом дворцовом одеянии и сказал, что Феанаро требует встречи... Она помнила эту битву, короткую и страшную. Тогда Нэрвен воистину стала равной мужам, и кровь ее родичей до локтя обагрила ее руки. Это было страшно и красиво - убивать, и ужас в ее сердце боролся с восторгом. Помнила, как застыло все на миг, когда вдруг - глаза в глаза - она встретилась с Феанаро. Потом судьба развела их. - Не стой на моем пути, женщина, - прорычал он. - Я всегда буду на твоем пути! - тем же тоном ответила она. Сзади кто-то крикнул, Феанаро обернулся, и Нэрвен шагнула в сторону - на помощь Олве. А ведь ударь она тогда - все изменилось бы... Олве был ранен, и она почти волокла его к кораблям. Нолдор уже облепили палубы, как муравьи, и лишь корабль самого Олве еще защищали. Резня была сзади, бой был впереди, оставался лишь один путь - пробиться на корабль. С десятком-другим Тэлери они проложили себе дорогу. Корабль отошел от берега, и оттуда они с бессильной яростью наблюдали за резней и за гибелью оставшихся кораблей, ненужных Нолдор. - Иди за ними! - сквозь зубы прорыдал Олве. - Иди! Теперь я прошу тебя об этом. Покарай их ты, если Валар это допустили! Отомсти за нас, дочь моей дочери, Нэрвен! Она молча стиснула руку Олве. ...В опустившейся на Валинор ночи, рассекаемой пламенем пожара, на берегу увидели Нолдор высокую мрачную фигуру Владыки Судеб. И голос, страшный и беспощадный, произнес приговор, сломавший предначертанное Эру: - Отныне изгнаны вы из Валинора, и нет вам пути назад. Даже эхо ваших слезных молений останется здесь без ответа. Да будет проклят род Финве, проливший кровь сородичей своих, и проклятье будет преследовать и род этот, и его последователей всегда и везде в Арде. Никогда не обладать вам тем, ради чего дали вы клятву, ибо это - цена крови. Все, что начнете вы, обратится против вас. Вы предали своих сородичей - ваша родня предаст вас. Вы пролили чужую кровь - захлебнетесь в своей. Вы обрекли других на смерть - смертные муки, горе и тяготы смертных познаете вы. Отныне испытаете вы все, что по вашей вине пережили другие - боль и страдания, муки душевные и телесные, предательство и скорбь, бессилие и поражение. И вы вернетесь в Валинор, и ваши души попадут в чертоги мои, и не будет им покоя, ибо я буду судить вас по деяниям вашим. Те же, кто не вернется в Валинор, оставшись в Средиземье, да будут им отвергнуты, и да узрят ничтожество свое в дни прихода тех, для кого Средиземье предназначено. Я, Намо, сказал. Да сбудется! Не все поняли слова Намо, но стало по слову его. И навеки заточены были в подземельях Мандоса потомки Финве, и воля Манве не могла вызволить их, ибо Валар не предлагают дважды... - Я все равно уйду туда, - шептала Нэрвен. - Я поняла. Я - кара Валар. Я - меч в их руках... В бесконечной ночи ушел от берегов Аман среброкрылый корабль. Благословенна была Нэрвен в глазах Валар, и раньше воинства Нолдор принесли ее волны к берегам Смертных Земель, во владения Кирдана. Как было описать это одинокое странствие во мгле? Она одна была на борту. Она и ее думы, ее страх, звавший назад, к ногам Валар, в уютную спокойную безопасность. И ее жажда познания и странствий, сильнее которой нет ничего в мире. Как хорошо она понимала своего брата, Финарато... Где он сейчас? Нолофинве, если не отступится, вынужден будет идти через льды - другого пути нет, ведь кораблей уже не осталось. И вряд ли Тэлери будут помогать родне убийц, да еще и против воли Валар. Одинокие, покинутые всеми... Что осталось у них, кроме отваги и чести? Она хорошо знала - они не захотят потерять последнее... Значит, невиновным - самая тяжкая дорога... Сквозь туманы и мрак, сквозь безвременье несся корабль, и ветер Эндорэ бросал ей в лицо пригоршни соленой влаги, ветер нес незнакомые, мучительно манящие запахи неведомой земли... И - звезды! Как их было много, как ярко горели они здесь! И казалось ей - это сама Элентари освещает ей дорогу. Воистину, добрая судьба сопутствовала ей, и довелось ей стать вестницей Валар... ЗЕМЛЯ ЗВЕЗДЫ. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ГОДЫ 516-872 Настал день, когда Звезда привела Эллири к берегу моря. Холодное северное море короткого северного лета. Все казалось каким-то седым, словно налет соли лежал и на небе, и на бледных песках, и на жестких травах; серо-зеленая морская гладь затягивала взгляд в пенную даль, где небо сливалось с морем, и казалось людям, что вот-вот возникнет там долгожданная Земля Звезды. Стояли люди молча и слушали невнятный шепот трав и вздохи осыпающегося песка, тихий голос волн и далекие крики белых чаек, и понимали они - море и ветер говорят с ними, несут им весть о дальней земле, но что именно значат слова ветра и моря, еще не знали они. И непонятная тоска поселилась в их сердцах, и кто-то сказал - это Морские Чары, Тэллор - сила Моря. И навеки отныне любовь к морю поселилась в их сердцах. Сила Моря дала силу их ладьям, и Сила Любви хранила их в пути. На север, на север неслись ладьи под белыми, словно пена, парусами, и ни бури, ни льды не преграждали им путь, и ветер нес на крылах их лебединые суденышки. Счастлив был их путь. И вот - в морском утреннем мареве увидели они острова, и белые клочья пены чайками срывались со скал и криками приветствовали людей. И те, что видели лучше других - те видели даже днем Звезду, стоявшую прямо над островами. Она всегда оставалась на месте, хотя остальные звезды поворачивались в небе вокруг великой оси. И тогда назвали люди эту землю так же, как Нэйир когда-то - Земля-под-Звездой, Эллэс. Некогда, еще во дни юности Арты, из крови ее и пламени сотворил силой своей эту землю Мелькор - как вызов замершему, еще безжизненному миру. Пламя плескалось в чашах восьми вулканов - словно вино в кубках, вознесенных к небу на извечном пиру. Силой Мелькора связано было ныне буйство огня, ибо и огонь, и холод были в его власти. Глубокий слой пепла, выброшенного в дни безумства вулканов, согретый пламенем Арты, принял семена, занесенные сюда ветром. Здесь остались и семена тех растений, что уже давно погибли в Средиземье, и тех, которых в Большом Мире не было никогда. Теплая земля взрастила на островах могучие леса, и в лугах поднялись травы; морские птицы гнездились в скалах, и морские звери жили на берегах, и леса были полны дичи, а реки и воды морские - рыбы. Привезенные из Эндорэ семена злаков и деревьев дали богатые плоды, и люди сказали - благословенна эта земля, останемся же здесь! Они умели многое и знали многое. Знали силу трав и камней, заговоров и чар, и умели лечить многие болезни, от которых не знали средств люди Эндорэ. Они умели читать знаки неба и моря, слушать ветер и землю, и все, что узнавали они на камень, дерево и кожу рисунками и знаками, и запоминали эту мудрость, облекая ее в форму стихов и песен, что передавались из поколения в поколение. Они имели власть над деревом, ибо знали его душу - и дерево становилось в их руках легкими теплыми домами и ладьями стремительными, как птицы, резной утварью, прекрасными статуэтками и резными картинами. Мало кто был в этом искусен так же, как они. И дерево становилось певучим, и тот, кто слышал песнь дерева, становился музыкантом и певцом. И таких людей почитали не меньше, чем вождей и мудрецов, ибо они творили музыку и красоту. Знали они душу камня, и умели находить разноцветные застывшие слова земли. И больше всего ценили они обсидиан, ибо был он памятью и словом земного огня, и янтарь, ибо был он памятью и словом моря. Знали они душу моря, и корабли их плавали на восток, ибо так говорило море; но не искали они путей на запад, к Аваллонэ и Валинору, ибо сердца их и сила моря Тэллор говорили: там ждет вас беда. А они верили голосу сердца и голосу моря. Знали они душу металла, и в руках их он звенел и пел, становясь украшениями и чашами для пира, струнами лиры и стрелами для охоты - всем, что нужно было человеку для труда его и для веселья. И только оружия иного, чем охотничье, не делали они, ибо не знали войн. Жизнь человека была для них священна, ибо в каждом жил свой особый дар, отличавший его от других; они называли это - Андо Таэл. И если случалось, что человек погибал от руки человека, убийца, пусть даже убийство было случайным, предпочитал умереть, не в силах вынести чудовищного преступления. Они ценили жизнь и все, что связано с ней, превыше всего. Может, потому они умели так любить, печалиться и смеяться? Может, потому высшей наградой для человека было увидеть улыбку на лице другого в ответ на свои слова или дар? Может, потому священными почитались у них любовь и дружба, прекрасные песни и легенды слагались о тех, кто любил, кто готов был отдать жизнь за другого?.. Не всегда веселы были их песни, ибо не в беспечальной земле Аман жили эти люди, а в Смертных Землях - горе и опасности не обходили их стороной... Они уважали смерть, и в торжественной печали провожали уходящих, ибо человек, прошедший по дороге жизни, не опуская глаз и не ища покоя, достоин преклонения. И не страшились смерти, ибо знали - нет конца Пути... Города строили они, но не было у них крепостных стен. Элдайн звалась их столица - Город Звезды. Управлял страной Совет Мудрых - Настари; и трое Мудрейших избирали правителя, что звался - аэнтар. И знаменем Элдайн было - на черном полотнище - Золотой Дракон под венцом из восьми звезд. Так жили они - Эллири, Люди Звезды, в Эллэс, Земле Звезды, что между Валинором и побережьем Белерианда. Валар не обращали свои взоры к восьми островам - Ожерелью Средиземья - до времени; и корабли Тэлери не заходили в эти воды... ...Мать правителя была великой женщиной - из тех, что умеют слушать и слышать. Шорох песка и тихий звон белых ломких раковин на берегу, полет чайки и молчание утреннего моря - все было полно смысла для нее, во всем она видела непонятные иным знаки. Говорили, что она слышит голоса звезд, и что ей поет отражение луны. В минуты Чуткого Сердца - так она говорила, - она замирала, как неживая статуя, а потом, очнувшись, пела. И песнь ее могла исцелять душу и тело, а слова ее были истиной и пророчеством. Так однажды пришла она к человеку, что был известен, как великий мореход, и сказала ему: - Приветствую тебя, обладающий силой Тэллор, сын моря! Я пришла, чтобы взять тебя в мужья, ибо знаю я - от нас родится тот, кто спасет наш народ. И мореход не стал перечить ей - она всегда говорила истину. А еще - потому, что была она прекрасна. И от брака их родился Эайир, что был избран потом правителем. И стало так: однажды Эайир-Видящий пришел на совет Мудрых. И так говорил он: - Много ночей подряд одно видение посещало меня. Видел я человека в одеждах Тьмы, и показался он мне - Тем, Кто Приходил; и светлыми, как звезды, были глаза его, но седыми - волосы его, и печать скорби была на лице его. И говорил он мне - уходи и уводи народ свой, ибо земля твоя обречена погибнуть. Мудрые держали совет, и решено было, вняв предостережению, покинуть Эллэс. И белые ладьи под серебристо-зелеными парусами уносили Странников Звезды - прочь, прочь от островов, и печальные песни изгнанников несли с собой Эллири; не было в Эндорэ никого, кто так же умел слагать песни, и в этом искусстве даже Эльфы не могли сравниться с Эллири. И когда последние корабли покинули берега Земли-под-Звездой, рванулось в вечернее небо багровое пламя: там, позади, в огне вулканов гибла Эллэс. И гибли те, кто не пожелал покинуть родину... О Эллэс, были белыми крылья твоих кораблей, но ныне серый пепел осыпал их, и слезам холодный ли ветер причиной... Такова была воля Великих: им не было дела до этой земли, ни до тех, кто жил в ней; да и знали ли о них всеведущие Валар? То было время, когда мятежные Нолдор покинули берега Валинора. И так решили Валар: не будет ослушникам дороги назад. Туманом окутались берега Валинора и Аваллонэ: Валар не прощают отступников. И острова Эллэс звались с той поры - Зачарованными Островами, и ступившие на берега их не возвращались назад. И над погибшей страной, над мертвой землей билась, как раненое сердце, Звезда Мельтор... Так обрел народ Эллири второе имя - Вайири, Изгнанники. И, вернувшись в Средиземье, нашли они новую родину себе - Эс-Тэллиа, Земля-у-Моря, нарекли ее. С запада, востока и юга была земля эта охвачена полукольцом сумрачных лесов. Жил в них народ Аои - Люди Лесных Теней, которых Эллири на своем языке назвали Фойолли - Народом Тишины. Были эти люди невысокими и узкими в кости, с прозрачно-белой кожей, прямыми черными волосами и золото-зелеными глазами. Они хранили древние предания и легенды; память их была долгой, как и их жизнь. Умели они понимать молчаливых зверей и птиц этой земли; жили по берегам лесных озер, и волосы их пахли водяными травами... Не было и нет в Арте народа, лучше понимающего речь трав, цветов и деревьев, ибо они - дети Леса. Как братьев, приняли Аои сынов Севера, пришедших из-за моря. Эллири поселились на побережье, где белый песок и острые черные скалы, где ветер поет в медных корабельных соснах. Светлым и печальным было счастье этой земли - земли тех, кто умел слышать боль Арты... ВОЗВРАЩЕНИЕ. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ ГОД 870 Только ветер тоскливо пел в развалинах. Чудовищное одиночество особенно тяжело было сейчас, солнечным днем. Ничего и никого. Спокойно и пусто. Мертвые камни, обломанные клыки башен и слепые пустые глазницы кое-где уцелевших проемов окон. Триста лет. Слабые травы победили камень. Уже почти ничего не видно. Наверное, кощунственно восстанавливать все это - ведь ничего больше не повторится. Ничего нет. Никого нет. И больше не будет. Сейчас он был почти рад своему одиночеству - никто не увидит его слабости. Сгорбившись, он сидел на камне, сцепив больные руки, и ветер трепал его поседевшие волосы. "Гортхауэр придет. Он вернется, скоро вернется, обязательно. Скорее бы, так страшно, так тяжело... Хоть кто-нибудь... Гортхауэр, где ты, где же ты... Простил ли ты меня? Придешь ли?" Тихий шорох осыпающегося щебня заставил его обернуться. Несколько мучительных минут они смотрели друг на друга, не зная, с чего начать. Пришедший был высок ростом, золотые волосы пушистым облаком лежали на плечах, а серые глаза были полны надежды, мольбы и вины. Он был бос, потрепанная черная хламида подпоясана веревкой. Мелькор неотрывно смотрел в знакомое лицо, и радость в его душе мешалась с горечью. - Здравствуй, - наконец, медленно произнес он. Тот как-то нелепо быстро кивнул, словно дернул головой, сглотнул и ответил еле слышно: - Здравствуй... Он осекся, не смея вымолвить привычное "Учитель". - Ну и как ты жил все эти годы? Сядь. Он быстро сел на камень и, нервно сплетая и расплетая пальцы, заговорил, глядя куда-то мимо лица Мелькора. - Я хотел тогда вернуться, правда, я не лгу. Мне было страшно, очень страшно, я боялся... Я уговаривал себя, что волен выбирать, ты ведь сам говорил. Я хотел жить! А потом, чуть позже, я испугался того, что я остался жить - один. Я вернулся - а тут одни мертвые. Я словно обезумел - звал, кричал, думал - хоть кто-то жив... Потом я хоронил их всех - много дней, много ночей. Всех звал по именам, всех знал в лицо... Я их похоронил. - Где? - тихо, очень ровно. Золотоволосый встрепенулся и, повернувшись, указал на северо-восток. - Там. Это целое поле. Там ничего не растет - только маки. Черные маки, с красным пятном в середине. Поле маков... Они говорят, если слушать... - Что было потом? - Ничего. Где-то бродил. Сознание словно распалось надвое - я знал, кто и что я, но это словно спало. Как во сне - знаешь, что сон, а проснуться не можешь. Так и я. Люди подобрали меня - нагого, полубезумного, полумертвого от голода. Я жил у них семь лет. Потом ушел - я же не старею... Приходилось скрывать свою суть. Я много видел племен. Привык к людям... - Как ты нашел меня? - Я хотел тебя видеть. Я чувствовал тут, внутри, все, что было с ними... Что было с тобой... Я почувствовал - и пришел... - Зачем? Он замолчал, затем, набрав воздуха в грудь, быстро заговорил: - Вымаливать прощение. Знаю, что трусость и предательство не простить, не стереть, но я же понял все! Я пережил... Я казнил себя каждую секунду, я больше не могу! Прости меня, скажи, что я не окончательный подлец, помоги мне! Вели искупить, вели умереть! - Зачем? Разве после этого ты сможешь забыть? Или все оживут? Время вспять не повернуть, и ты не сможешь чувствовать себя, как тогда. - Мне нужно твое слово! Скажи, что прощаешь! Скажи, умоляю! - Я прощаю. Да я и не вправе ни карать тебя, ни винить. Зачем тебе нужно было мое слово... Я ведь сам тогда сказал... Просто... - Просто - никто не ушел больше. Я знаю, не договаривай! Я ведь видел... Я и не смел надеяться на то, что ты... Мне нужно было лишь твое прощение. А я - я себя не прощу. Повисло молчание. - И чего ты хочешь? - Позволь... позволь быть с тобой, помогать... Не гони меня... - Я не гоню. Но пойми - мне тяжело видеть тебя. Больно. - Понимаю... Ты просто велишь мне уйти. Тебе уже нет до меня дела. Что же, поделом мне... - Ты не понял. Ты будешь со мной, но пока не рядом. И... не зови меня Учителем. Нет-нет, это просто чтобы не вспоминать... - Да... Властелин мой. Я на все согласен. Тому, что я сделал, ты действительно нас не учил... Имя его было Гэлторн. Он был из младшего поколения Эллери Ахэ, милый добрый юноша, из "говорящих-с-травами". Можно было понять его ужас и бегство, но... кто он теперь? Человек? Эльф? Как быть теперь с этим несчастным одиноким существом? Он давно - знал. Теперь он - видел. Гортхауэр опустился на колени: - Я знаю все... что они сделали!.. Голос его сорвался, он беззвучно выдохнул: - Не прощу. "Что с тобой сделали, Ученик... Ты - и жестокость. Что я с тобой сделал..." Майя не посмел взять руку Мелькора. Он лишь благоговейно коснулся губами края одежды Учителя; он знал, что прошел Мелькор, что пережил он и что свершил. И Мелькор поднял его с колен; и, глядя в глаза Учителю, сказал Майя: - Больше никогда я не оставлю тебя. Прости меня; но не проси и не приказывай. Я клянусь, я не покину тебя. Но Мелькор молчал. Гэлломэ, Лаан Гэлломэ... Зачем снова и снова возвращаться сюда? Здесь нет больше никого. Нет ничего. Зачем ты пришел?.. Пепел смешался с землей, в землю ушла кровь, Гэлломэ, Лаан Гэлломэ... Там, где были дома - полынь и чернобыльник: словно пепел осыпал черно-фиолетовые листья и стебли; и ветви деревьев - сведенные болью пальцы, искалеченные руки, протянутые к небу, Гэлломэ, Лаан Гэлломэ... Если долго вглядываться в чашу черного мака, начинает видеться лицо. Черным маком стала душа - лишь одного цветка, одного лица - нет. ...Кто здесь? Ты... Никого здесь нет. Это ночной туман это ветер шепчет, птица кричит вдалеке. Не обманывай себя. К чему вечно растравлять раны души - и без того не забыть. Глубока вода, как скорбь, высоки - по грудь - полынные стебли, горька роса - слезы Лаан Гэлломэ. Каменным крошевом обрушились кружевные мосты... Так тихо-тихо... Скорбь твоя, память твоя - Лаан Ниэн... - Учитель... Мелькор медленно обернулся и посмотрел на Ученика. - Учитель, я сделал, что мог, но крепость не завершена... Вала кивнул и поднял обожженные руки к небу, прикрыв глаза. ...Невозможно привыкнуть к Творению, когда видишь, как сердце рождает музыку, и музыка претворяется в образы - сначала зыбкие и неясные, потом обретающие суть и плоть. Когда видишь, как из скал, похожих на сгустки тьмы, растут призрачные башни, сотканные из звездного тумана, как становятся они сходными с кристаллами черного хрусталя - звенящие, полупрозрачные, мерцающие... Время останавливается - и нет ничего вокруг, и нет тебя - только музыка, рождающая новое, только музыка - скорбная и грозная, и слышишь, как бьется сердце Творца, и свет в ладонях его, и звезда на челе его... Мелькор опустил руки, и Гортхауэр тихо и восхищенно вздохнул: - Воистину, всесилен ты... Бесшумно открылись черные врата; Учитель и Ученик вступили в крепость. От Гэлторна изредка приходили известия. От него и о нем. И всегда это была горькая, мучительная радость - все-таки Мелькор любил его, как любят ребенка. Может, только за то, что это ребенок... Пятисотлетний ребенок. Он не старел - Эльфы не стареют. Наверное это невыносимо - вечно прятаться, покидать тех, к кому прирос душой, лишь бы не раскрыли, что он не Человек. Гортхауэр не скрывает, что он бессмертен, да и Мелькору незачем рядиться в чужое обличье. А Гэлторн теперь вечный скиталец, и дома нет у него. Всем чужой, даже близким. Они встретились опять - на маковом поле, когда само вечернее, алое с черным небо казалось гигантским маком. Дул ветер, и Мелькор снова ясно услышал поющие голоса цветов, и вместе с ними - плач. Вала почти сразу понял - кто это. Гэлторн не думал, что здесь будет кто-то еще. Как безумный людской пророк он шел среди цветов и называл каждый по имени, что-то говорил им, просил о чем-то. Медленно Вала подошел сзади и обнял его за плечи. Гэлторн вздрогнул и весь напрягся. - Идем, - просто сказал Мелькор. - Идем домой.
|
