БРАТЬЯ И СЕСТРА. 521-527 ГОДЫ I ЭПОХИ - Властелин... Тревожные зелено-карие глаза, напряженно-звонкий голос, режущий, как туго натянутая тетива. Меч - слишком знакомый меч... как звали того славного юношу? Лонньоль, кажется. Да, так, Лонньоль - Певучий. Был одним из лучших, и ученичество его не должно было быть долгим. Он, кажется, всего неделю был женат... Да, как только его выбрали, отец невесты сразу дал согласие. Породниться с воином Твердыни - великая честь. Неделя - и уехал, чтобы через полгода так нелепо и страшно погибнуть в дружеском поединке. Меч отослали на родину - и вот он снова здесь уже в других руках. А родство несомненно - те же волосы цвета кожуры спелого лесного ореха, те же глаза. Только лет меньше и лицо нежнее. Хочет мести за брата? Может и так. Только кому мстить... да и за что? Ульв тогда ворвался в библиотеку с рассеченным лицом, руки, одежда, меч - все в крови, в глазах отчаяние и ужас. Голос не слушался его, и он едва сумел выговорить: "Я убил..." Иногда рука действует сама, не слушаясь разума, особенно, если это рука бойца, годами приученная наносить и отражать удары. Когда по несчастной случайности Ульв пропустил удар - противник-то не рассчитывал на эту ошибку - и меч наискось прошел по его лицу, ослепленный болью, он не сумел сдержать руку. Лонньоль так и не успел ничего понять. Хорошо, что не успел. Страшно сознавать, что умираешь от руки друга... - Властелин... - Приветствую тебя. В чем твоя просьба? Говори, не бойся. - Я хочу стать твоим воином. Прими мою службу и мой меч. Молчание, полное ожидания, надежды и страха. И мягкий голос: - Зачем тебе это нужно, девочка? - Властелин, - дрожащие губы, совсем детская мольба в глазах, - ничего от тебя не утаить... - Для этого и не нужно особых чудес, поверь мне. - Не прогоняй меня, пожалуйста! - Я и не гоню тебя. Только зачем тебе быть воином? - Мой брат погиб. Должен кто-то заменить его. - Но почему ты? Неужели не нашлось мужчины? - Властелин, но разве только мужчины могут сражаться? Разве только им дано совершать великие дела? - Вот ты о чем... Думаешь, у нас утром подвиги и битвы, а вечером - пиры? Ты хоть что-нибудь знаешь о воинах Аст Ахэ, о Служении? - Они... Они сражаются... Убивают врагов... Твоих врагов... - Так значит, главное - убивать? Так? - Не знаю, - почти шепотом. - Я тебе расскажу, чтобы ты хоть немного поняла. Чтобы знала, о чем просишь. Чтобы поняла, что это не для тебя. Пойми, быть воином - не значит служить только мечом. Здесь все воины: и те, кто лечит раны, и те, кто изучает книжную мудрость; ибо все посвятили себя Служению. А те, у кого меч в руках - лишь защитники Твердыни. Сюда приходят многие, но воинами становятся отнюдь не все. Хорошо, если один из десяти. А оружие я доверяю лишь одному из ста. Многие вообще долго здесь не задерживаются, ибо не так просто понять и принять Служение, и еще труднее изучить все, что для Служения необходимо. Ученичество - не год, не два, иногда - десятки лет. Сюда приходят юными как ты... Сколько тебе лет? - Девятнадцать. Почти. - Даже мне тяжелы годы Арды, а людям и подавно. Тем более, женщине. - Властелин, ну почему ты думаешь, что я не смогу понять? - Сможешь, не сомневаюсь. Но это не значит, что ты возьмешь в руки меч. - Почему? Потому что я женщина, да? - Да, поэтому. Я не хочу сказать, что ты чем-то хуже мужчины, вовсе нет. Но сейчас мужское время. Подумай - ведь ты слабее любого из них. - Зато гибче и ловчее! - Пусть так. Но, девочка, ты еще не знаешь своей силы. Из-за тебя начнутся раздоры, соперничество. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Да и ты сама будешь страдать. Ты молода, сердце у тебя горячее, вдруг ты кого-нибудь полюбишь? И что тогда? Останешься верна Клятве и погубишь свою жизнь? Знаю, сейчас ты скажешь, что готова всем пожертвовать; но это сейчас. Пройдут годы, уйдет молодость, и что останется? Пустота. Женщина должна оставаться женщиной, иначе мир потеряет одну из своих опор. Станет хромым. - Ты не примешь мой меч? - Ну почему именно меч! Разве мудрецы, лекари и сказители нужны меньше? Разве проповедники - не те же воины? Разве, наконец, не нужны те, кто печет воинам хлеб, лечит их раны, шьет им одежду? Ну вот, только что хотела стать воином, а плачешь. - Не смейся надо мной, Властелин... - Как только тебя из дому отпустили... - У меня нет дома. Сначала был неурожай и голод, за ними - поветрие. Потом пришли золотоволосые. Сказали - подчиниться им и идти воевать против тебя. Дальше говорить нечего. Кто остался в живых - как пыль на ветру. И нет мстителей... - И ты ради мести пришла сюда... - Властелин, наш народ истребили из-за того, что мы чтили тебя. Властелин, позволь стать твоим воином! - Нет. Теперь - тем более. Послушай, девочка, я дам тебе провожатых. Тебя отведут в безопасное место, к хорошим людям. Там ты сможешь многому научиться и выбрать свой путь... - Я уже выбрала. Позволь! - Нет. Нет, девочка. Он встал и, подойдя к ней, положил руки ей на плечи. - Не надо тебе этого. Она подавленно молчала, опустив голову. Казалось, она готова была согласиться. Внезапно взгляд ее упал на тяжелый железный браслет на руке, что так ласково сжимала ее плечо. - Нет! Я хочу быть твоим воином! Она вырвалась, зло и упрямо глядя в его лицо. - Я все поняла. Все твои слова значат одно: "Ты баба, твое дело угождать мужчине душой и телом, а когда умрет - оплакивать его". Зачем тогда человек создан мужчиной и женщиной? Чтобы один властвовал над другим? Не хочу! Не хочу я этого! Нет мне места нигде, нигде! Она разрыдалась и бросилась к дверям зала. - Подожди! Ты не поняла меня! Нельзя уходить с таким сердцем! Стой, я приказываю тебе! - Я не твой воин! Я не послушаюсь твоего приказа! Прощай! За дверью послышались звуки ее быстрых шагов, и вновь - холодноватая тишина покоя... Ее никто не остановил. Всхлипывая распухшим носом и вытирая на ходу слезы, она шла куда глаза глядят. В последний раз обернулась, чтобы увидеть замок, словно вырастающий из скал, вонзающийся в холодное бездонное небо. Из тяжелых ворот выезжал отряд всадников. Взглядом, полным обиды и жгучей зависти, она проводила гордую кавалькаду и побрела дальше. Вскоре она свернула с главной дороги, и тут были потеряны ее следы, и те, кто были посланы догнать ее, вернулись ни с чем. Оставляя по левую руку горы, она уже четвертые сутки шла на юго-восток по лесным дорогам. Поостыв, она пожалела, что не послушалась Властелина и не пошла с его провожатыми. После разгрома Дориата уже много лет здесь были случайные людские поселения. Эльфы давно бежали на юг и на запад. Гондолин пал, и лишь шайки Орков и изгоев бродили по лесам и дорогам. Еда, что положили ей в котомку, уже подошла к концу, а ни жилья, ни человека она еще ни разу не встретила. Это тревожило. Где дороги, там и люди. А здесь - мертво. На шестой день она почуяла запах дыма. Не дыма печи, в которой румянится хлеб. Скорее, запах гари. Как бы то ни было, там должны быть люди. Хоть что-то можно выяснить. Она сошла с дороги и пошла на запах, пробираясь зарослями. Из кустов все было прекрасно видно. Тысячу раз она пожалела, что не слепа. Страх провел по спине мягкой лапой, и волосы зашевелились на голове. Она зажала рот руками, загоняя в горло рвущийся наружу крик. Орки крысами бегали по развалинам, сволакивая в кучу награбленное добро. Живых здесь не осталось, только грудной ребенок заходился голодным плачем возле убитой матери. Похоже, ее настигли, когда она пыталась спрятаться в лесу. Одежда на ней была разорвана, и что с ней сделали, прежде чем убить, было ясно с первого взгляда. Вместо лица - кровавое месиво, золотые волосы намокли в крови. А ребенок все кричал. Наконец, его заметил один из Орков. Ощерившись, он поднял дротик с зазубренным наконечником, очевидно, собираясь прикончить человеческое отродье. Вот этого она уже не могла вынести. Совершенно забыв о мече, она схватила острый камень и запустила Орку прямо в узкий кровянистый глаз. Тот взвизгнул и бросился бежать, но, увидев, что его противник один, что это совсем мальчишка, яростно метнул свое оружие. Ей показалось, что она слышит хруст разрываемой плоти. Острие вошло прямо под левую грудь. Со вздохом, похожим на судорожный всхлип, она упала навзничь, вцепившись обеими руками в древко. - Эй, рвем когти, черные на дороге! - заорал кто-то. Выругавшись, Орк быстро перетряхнул ее котомку, отыскал серебряные серьги, завернутые в кусочек холста, единственное ее сокровище, дважды ткнул мечом в неподвижное тело - куда придется - и, пригибаясь, побежал к лесу. Еще несколько секунд она видела и слышала - но все уже сквозь какую-то стену, отсекавшую ее от жизни. Последним усилием она перекатилась на правый бок, не ощущая боли от шатающегося дротика, и притянула к себе ребенка. Тот уже почти не кричал, только хрипло скулил. Обняв его, она перестала ощущать что-либо. ...Было холодно и хотелось есть. Потом кто-то взял и обнял, и стало тепло. Ребенок начал шарить ротиком, ища молоко. Вместо этого в рот вдруг попало что-то другое, совсем невкусное, но теплое. Ребенок снова захныкал, но ничего не изменилось. Есть хотелось по-прежнему. И он стал глотать это невкусное, солоноватое и густое... Потом его опять кто-то взял и закутал. Стало очень тепло. Он так устал, что сразу уснул, уютно свернувшись, и забыл о еде... Воин в черном осторожно приподнял голову девушки. - Мертв. Бедный парнишка... Я помню его, он неделю назад приходил к Властелину. Такой убитый ушел... Видно, не смогли ему помочь. Как его сюда занесло? - Надо бы похоронить. А меч отвезем в Аст Ахэ, пусть Властелин сам решит судьбу оружия, верно служившего ему, - сказал второй, огромного роста могучий воин, самый старший в отряде, хотя и не главный. Звали его Торк, и в своих огромных лапищах он держал закутанного ребенка - совсем крохотного по сравнению с ним. Первый попытался вынуть дротик. В ответ послышался тихий стон, и едва заметная дрожь прошла по телу. Он быстро выхватил кинжал и поднес к полуоткрытым синеватым губам. Легкое туманное пятнышко появилось на клинке. - Что там, Этарк? - спросил невысокий человек с раскосыми глазами и прямыми черными волосами. - Похоже, еще жив... Борра, можешь отсечь древко? Иначе не перевязать, а дротик зазубренный, вроде. Борра молча вынул слегка изогнутый, острый, как бритва, меч, что носил на поясе. Другой, прямой, висел за спиной, за левым плечом торчала рукоять. Быстрое, еле уловимое движение - и древко отвалилось прямо рядом с наконечником. Борра невозмутимо бросил клинок в ножны. Рослый угрюмый человек со шрамом на лице - командир отряда - молча смотрел на раненого. - Слишком знаком мне этот меч, - наконец, сказал он негромко. - Лучше бы он умер, - добавил почти неслышно и пошел прочь. Изумленный возглас остановил его. - Что там? - досадливо бросил он. - Иди сюда! - растерянно сказал Этарк. Все четверо ошарашенно смотрели друг на друга. - Что теперь делать? - как-то жалостно сказал Этарк. Руки его дрожали. - Что делал, то и делай, - резко ответил командир. - А я собираю отряд. Для нее времени почти не осталось. Большой удачей было то, что она не ушла далеко от гор. В небольших крепостях, охранявших горные проходы, можно было найти помощь, а в поселениях, живших под их защитой, наверняка найдется, чем накормить ребенка. До ближайшей крепости было около суток быстрой езды, но они были в стороне от прямой дороги. Они мчались как молнии, загоняя коней, ибо в их руках были две затухающие жизни, а что может быть дороже? Разве не защита жизни их главная цель? Каждый из Черных Воинов был обучен лекарскому искусству, но высшей способностью целителя в отряде обладал лишь один. Не силой трав, камней и заклинаний - своей собственной духовной силой он умел врачевать раны тела и сердца. На родине у себя он был сыном короля, здесь - одним из равных. Вент звали его. Более суток не выпускал он холодных рук девушки, удерживая в ее теле кровь и душу. И когда они достигли своей цели, упал от усталости, и заснул, и спал непробудно два дня и две ночи. За горами жили люди - такие же, как и везде. Когда-то предки Трех племен ушли искать света на Западе. Потом другие отправились на Север, где по слухам была земля, в которой правит великий чародей, где нет войн, где покой и мир. Так и шли - на Север и Запад, кто куда - в неведомые края. Кто-то пришел-таки к черным горам, кто-то нашел другие места, но легенда осталась. Легенда о городе мировой мудрости, твердыне Властелина, откуда приходят в мир учителя и проповедники, целители, мудрецы и защитники. И шли, и искали. И, хотя все здесь было далеко от легенды, ибо и здесь не было мира, и сам Властелин не был всемогущ, страна за черными горами все же была. Люди этих мест жили как все, только о Властелине и делах его знали больше других. Для них это было не "где-то" и "говорят", а вот здесь, рядом. Воины Аст Ахэ, гвардия Черной крепости были для них не чем-то чудесным и божественным, а обычными людьми, которых могли убить или ранить. Часто их сыновья по зову черных рыцарей брали оружие и уходили сражаться с врагами. Так было и в других краях, где хоть что-то знали о Властелине, и воины в черных доспехах были его вестниками. Была беда - они приводили помощь. Они просили о помощи - и воины уходили на Север и на Запад. На берегу лесного озера под вековыми, обросшими клочьями мха елями, стоял маленький деревянный дом. По обычаю сюда приносили тех, кто умирал, кого уже отказывались пользовать лекари. Так воины отряда узнали, что напрасно они загоняли коней, что единственное, чем могут ей помочь - дня два-три удержать в теле угасающую жизнь. Вынуть наконечник никто не осмеливался - железо касалось сердца. И тогда Ульв сказал: - Я поеду просить Властелина. Когда-то он говорил мне, что я дорог ему. Не думаю, чтобы сейчас было так. Но, может, ради прошлого он согласится помочь... Иначе мне не вынести своей вины. Я так пытался забыть или хотя бы реже вспоминать об этом, но жизнь бьет без пощады... Я еду. - Прости, что осмеливаюсь показываться тебе на глаза, Властелин. Выслушай меня, прошу! Не за себя буду просить... Он стоял, ссутулившись, перед Властелином и глухо говорил, глядя в пол. - Я никогда ни о чем не просил, - мучительно выдавливал он слова. - Это не для моего спокойствия, Властелин... Я не хочу врать - если она умрет, то к моей вине прибавится еще и эта смерть. Не погуби я ее брата, она не пришла бы сюда. Я не вынесу... И все же - не ради меня, ради нее. Это чистое, смелое сердце, ты ведь сам знаешь! "Что объяснять тебе, что утешать тебя? Ты из тех людей, что лишь тогда сочтут себя невиновными, когда сами смогут простить себя. А ты никогда себя не простишь". Кто-то хотел нарисовать лицо. Полукружья бровей и ресниц, едва намеченные бледные синеватые губы, волосы, - остальное сливалось с белым полотном - так казалось с первого взгляда. Жизнь в головах, Смерть в ногах, и ни одна пока не скажет: "мое". Зазубренный наконечник лежал в обожженной ладони. Несколько секунд назад ему казалось, что сердце трепыхается пойманной птахой в его руке - теперь оно билось свободно и спокойно. В сером тумане небытия всплывали образы и обрывки мыслей. Ощущение бытия. Осознание зова жизни. Он держал руку на холодном лбу. "Ничего не говори, девочка. Думай в ответ, я пойму". Смятение. Его собственное лицо. Стыд. Горечь незаслуженной обиды. Страх. Женщина без лица. Крик ребенка. Ребенок. "Малышка в безопасности. Хочешь, тебе ее принесут?" Золотые волосы. Ребенок. Горящие дома. Чувство потери. Горе. Одиночество. Золотоволосый воин с окровавленным боевым топором. Ребенок. "Ириалонна, девочка, все хорошо. Не бойся. Ты выздоровеешь". Стыд. "Лучше бы я умерла". "Ты знаешь, кто я? Узнаешь?" Его собственное лицо. Наручники. "Ты выздоровеешь. Ты станешь, кем хочешь. Воины, что нашли тебя, просили меня об этом. Они возьмут тебя в свой отряд. Понимаешь?" "Да". "Не будет позора, если ты передумаешь. Но душа твоя воистину душа защитника. Ты оказалась сильнее, чем я думал... Будет так, как ты решишь". Девяносто девять их было в отряде. Сотая - единственная женщина среди воинов Аст Ахэ. Ученичество ее еще не кончилось, но уже близился срок Клятвы. Многие надеялись, что она передумает, ведь мало, кто так умел лечить, как она. Стань она целительницей - и не надо отрекаться от собственного естества. И можно надеяться, что не вечно сердце ее будет девственным. А надеялись многие. Но никто никогда не пытался ее отговорить. И Клятва была дана, и у девяноста девяти братьев появилась сестра. Любимая сестра. Ее берегли. Ею гордились. В ее присутствии светлели сердца воинов. - Когда ты касаешься раны, сестричка, она перестает болеть, - говорил, улыбаясь, Вент. Его не следовало принимать всерьез. Уже семь лет он был женат, и любил свою жену до безумия. Каждая весть с родины принималась им как великий дар. Отец его, сам когда-то учившийся здесь, но не ставший Рыцарем Твердыни, послал сюда своего сына, чтобы сделать из него мудрого правителя. Он не ошибся в сыне. Нечего было опасаться и воздыханий Торка, бывшего когда-то рабом. Он и сам не скрывал, что все это лишь мечты, мечты... Хуже было молчание Ульва, упорно избегавшего ее. Лишь один раз было - он принес полный шлем лесной земляники. Ириалонна сказала, что ей столько не съесть, и предложила ему разделить с ней ягодное пиршество. Его серые глаза вспыхнули такой радостью, что она почему-то испугалась. Теперь и она пряталась от него. С той поры Ульв не пытался даже заговорить с ней. Зато с ней как-то заговорил Дейрел, княжий сын. Он был одним из самых красивых людей в Аст Ахэ: легкий и стремительный, с волнистыми темно-золотыми волосами и янтарными глазами. Ей показалось, что в его руке кровь. Но это был только золотой перстень с большим рубином. - Откуда? - спросила она. - Отобрал у Орка, - тот пожал плечами. - Но ведь он кого-то убил и отнял этот перстень... На нем кровь. - Чушь. Даже если так - мертвым что за радость в украшениях? Захочешь - будет твоим. И тогда он сказал, какова цена этому перстню. Ей захотелось ударить Дейрела. - Дешево же ты меня ценишь, - сказала она сквозь зубы. - А сколько ты просишь? - последовало за этим. Дейрел дерзко улыбался ей в лицо. Он был уверен в своей неотразимости. - Ты что, на самом деле? Дейрел, ты с ума сошел? Ты же брат мне, ты же Клятву давал, мы же вино с кровью пили! - Лет пять назад это бы меня остановило. Но ведь ты сама избавлялась от суеверий в годы ученичества. Так разве тебе не ясно, что слова есть лишь слова, даже, если это слова Клятвы? А то, что выпито, ничем не лучше обычной воды. Ты же не считаешь, что побраталась с родником? Нет, у меня уже нет иллюзий. Я понял, что Служение никому, кроме Властелина, не нужно. Лишь ему в нем выгода. Я уйду. И хочу, чтобы ты ушла со мной. И вот тогда я дам настоящую цену за тебя. Мой отец - князь, я единственный наследник. А ты станешь моей женой. У тебя будет все, что пожелаешь... - Замолчи! - крикнула она, зажимая уши. - Это же гнусно! Ох, и дрянь же ты! Еще раз заикнешься - всем расскажу! Дейрел вспыхнул. Затем вновь на его лице появилась улыбка - снисходительно-надменная. - Мне кажется, Ульву ты простила бы не только слова, а кое-что и больше. Не стерпев, она ударила его по лицу. Дейрел схватил ее за руки, но через мгновение отпустил. Усмехнулся. - Я запомню урок, - коротко сказал он и вышел. Она промолчала. Дейрел тоже вел себя, как ни в чем не бывало. Неделя прошла, и другая, и Ириалонна уже стала забывать о происшедшем. ...Борра и Этарк обнажили мечи. Давний спор о том, где лучше бьются - на востоке или на западе - должен был разрешиться поединком. Борра, обычно невозмутимый, вышел-таки из себя и обещал надрать мальчишке уши. Мальчишке, правда, было уже двадцать шесть, но озорство в нем было неистребимо. Конечно, Борра разделал его в пух и прах минут за десять. Этарк завопил, что это еще ничего не значит - справиться с маленьким. Вот пусть попробует справиться с Ульвом. - Если Ульв проиграет, - усмехнулся Борра, - то я тебе точно уши оторву, нахал! - Ульв, мои уши - в твоих руках! - трагически взвыл Этарк. Теперь предстояло сражаться двоим из лучших рыцарей Аст Ахэ. Зрелище обещало быть интересным. Внезапно сзади раздался насмешливый голос: - Поосторожней, Борра! Он ведь любит приканчивать друзей в дружеских же поединках. По-дружески. Как Лонньоля, к примеру. Ириалонна в ужасе обернулась. Дейрел улыбался, скрестив на груди руки. Ее взгляд метнулся к Ульву. Лицо его помертвело, и лишь косой шрам от лба до подбородка, слева направо, полыхал красным. Ульв остановившимся взглядом смотрел прямо перед собой. - Это так? - тихо, растерянно спросила она. - Конечно так, - рассмеялся Дейрел. - У него же все на лице написано. - Я знаю, как погиб мой брат, - медленно и четко выговорила она. - Но ты же не знала, что это он его убил. - Теперь знаю. Одного не знаю - зачем ты мне сказал об этом? - Справедливость требует, чтобы ты знала. - Так что ж твоя справедливость так долго молчала? Целых четыре года? Она повернулась к Ульву. - Я не виню тебя. Брат погиб - теперь ты мой брат. Мы в расчете. Ульв криво улыбнулся. "Лучше бы ты убила меня, сестра. Любимая сестра моя". Борра заговорил как всегда медленно и невозмутимо. - Мне кажется, тебе здесь не место, Дейрел. - Шел бы ты своей дорогой, - добавил Торк. - Пусть уходит, - послышались отовсюду возгласы. Теперь побледнел Дейрел. Уйти самому - одно. Быть изгнанным - совсем другое. Теперь отец его не примет. Дороги домой не было. Но Дейрел не просил прощения - молча вонзил в землю меч и ушел. Больше о нем не слышали. - Госпожа! Изволили проснуться? Голова раскалывалась. "Госпожа" - ее никогда так не называли. В отряде звали сестрой, Властелин - по имени, иногда - Заклинательница Огня, по смыслу имени. Правда, один раз назвал каким-то другим, чужим именем... Иэрне, кажется. Лицо у него было потом как у Ульва - в тот день... Какой знакомый голос... Нет, не припомнить. Что же было, почему так больно... ...Эти пирамиды из голов Орков попадались уже не первый раз. Вроде, что же тревожиться - нрав их всем известен, чего жалеть. Но слишком жестоко. Кто? Эльфы давно бежали к морю или бродили где-то на юге. Люди? Не в обычае тех, кто здесь жил, поступать так. И кто тогда жжет деревни? Следов Орков нет, а все сожжено и разграблено, и люди куда-то уведены. И эти странные слухи о Властелине - будто взимает он дань в оплату за помощь и защиту; а кто не повинуется - жестоко карает. Теперь имя Владыки Тьмы вызывало страх. - Вот нелепость, - горько говорил Торк. - Ищем того, кто убивает Орков. Раньше мы людей от них защищали. А случись что - именно Орки будут за нас, а Эльфы и Три Племени - врагами будут... - После таких слухов не только Три Племени, - мрачно ответил Ульв. Дальше дни и ночи, поиски... Простая неосторожность - угодили в засаду втроем. Правда, остальные подоспели почти сразу, но она помнила только страшную боль в голове. На этом все обрывалось. Она с трудом открыла глаза. Высокий резной деревянный потолок. На стенах - дорогое оружие и ткани. Светлая горница убрана с крикливой роскошью. Она лежала в большой постели среди мягких подушек, укрытая теплым легким одеялом. - Как изволили почивать, госпожа? - тот же слегка насмешливый голос. - Дейрел... - Узнала. Все-таки помнишь. И на том спасибо. Он изменился за эти два года. Пополнел. Лицо, еще красивое, пожелтело и стало одутловатым, под глазами - темные мешки. Похоже, сильно пьет. - Как я... здесь? - Тебя привезли мои люди. - Отбили? - У кого? У себя, что ли? Не делай удивленных глаз, давно уж могли бы понять, что связались с равным, с тем, кто ваши штучки хорошо знает. - Так это ты... - Так это я. Вы открыли на меня охоту. А я - на вас. - Ты мстишь? - Не без этого. Но пока я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я вам не мешаю. Разве я не убиваю Орков? - Но ты и людей убиваешь. - Как и вы. - Мы не убиваем мирных жителей! - Убиваете врагов. А те, кто не подчиняется мне - мои враги. К тому же, я их защищаю - пусть платят. Вы ведь тоже сражаетесь не "за так". - Как ты все извращаешь. - Не так уж сильно. Я многое понял с тех пор, как ушел. Как вы меня выгнали. Отец, конечно, проклял меня, старый наивный дурак. И я решил сделать себя сам. Я ведь был еще Черным Воином для этого дурачья. Пожалел их. Орки грабят, люди грабят, вы тоже лезете со своим хозяином и всяким возвышенным бредом... Сейчас главное - выжить. То, что я был из Аст Ахэ, мне помогло. Они поверили мне. А я их защитил. Научил драться. - И грабить... Он продолжал, не замечая ее слов. - У Эльфов были короли и королевства, а Люди потому и подчинялись кому ни попадя, что некому было объединить их. А я это сделал. - Объединил? Да ты их кнутом в кучу согнал! - Толпа любит сильную руку. Зато слушаются как собаки. Так что, я действительно Властелин. Первый король Людей. Подожди, будет время, я буду первым в Арде! Эльфы и Орки перережут друг друга... - Властелин уничтожит тебя! - Хозяин ваш? Не забывай, я очень хорошо знаю его силы. Ничего он не может. И не сможет. Его сила иссякла. Думаешь, для чего держит он вас, дураков? Зачем ему защита, если он такой великий? А вы, идиоты, забили мозги чепухой и кладете головы за него. - Это ты дурак. Величие не в кулаках. - А в чем оно сейчас в нашем мире? В мудрости? Кому она нужна, когда вся сущность человека в том, чтобы набить брюхо, утолить похоть да не дать себя убить? Нет, истинное величие - здесь. Смотри - мне подчиняются. Это я могу все. - Тебе подчиняются из страха, а в душе ненавидят. - Тем лучше! Страх - хороший поводок. - Случись что - они предадут тебя. - О, нет! У меня есть хорошая свора, которая зависит от меня полностью. Они - моя гвардия. Как и вы у своего хозяина. Не будет меня - им конец. Он расхаживал по комнате, размахивая руками. У Ириалонны очень болела голова, и уже не было сил отвечать. Она только слушала. - Зря вы думаете, что уничтожили меня. Я не из тех, кто погибает от слов. Я выжил. Выжил! И теперь платить настало время вам. "И все же это очень задело тебя, раз ты так зол... Ну да, тебя, великого, лучшего, изгнали". - И я буду нещадно убивать тех, кто против меня! Через пять дней она уже была почти здорова. Дейрел не заходил к ней ни разу, затем появился - угрюмый и озабоченный. - Ищут тебя, - буркнул он. - Боишься, великий и могучий? Властелин? - она рассмеялась. - Я не дурак. Если вся ваша орава обрушится на меня, мне будет солоно. Но пока - ты мой щит. - Помнится, когда-то ты презирал женщин. Теперь же прячешься за меня. - Не играй словами. Мне любой заложник подойдет. А ваш чувствительный хозяин прольет слезу и оставит меня в покое. - Ох, не надейся! Видно, сильно тебя задело! А говорил: "все слова, все чушь..." - Мне нанесли оскорбление в присутствии многих. А я не привык прощать. Меня оскорбили с самого начала. Кто мной командовал? Этот приемыш Ульв? Ты тоже меня оскорбила. У меня длинный счет к вам! - Чем ты лучше Вента? Он сын короля, а подчинялся Ульву. - Если он дурак, то я нет. Я был достойнее. - Слушай, как ты вообще попал в Аст Ахэ с такими мыслями? - Раньше я был другим. Дурнем восторженным. И уж если ты считаешь, что я изменился к худшему, то в этом твоя вина. Ириалонна опустила глаза. В его словах была доля правды. Как верно говорил Властелин: "из-за тебя начнутся раздоры". - Послушай, Дейрел, - сказала она негромко, - я могу попросить за тебя. Тебя простят, ты снова сможешь заслужить доверие и дружбу. Дейрел расхохотался. - Думаешь, мне это нужно? Нет, вы мне не нужны. Только ты. И почему ты подумала, что со мной станут говорить? Все слова, я им не верю! И, кроме всего прочего, с чего ты решила, что я тебя отпущу? Ты моя заложница. И я еще не забыл, что было между нами. Мое предложение остается в силе. - Но зачем тебе я? Разве ты, такой великий, не мог найти другой женщины? - У меня было полно баб. Но ни одной настоящей женщины я не имел. - Ни одна настоящая женщина не позволит себя иметь как вещь. - Позволит. И если вещь нельзя купить, ее берут силой. Запомни это. И смирись с тем, что ты отсюда не уйдешь. - Тогда меня вызволят. - Боюсь, что нет, - ухмыльнулся Дейрел. - Живой я тебя не выпущу. Так что лучше соглашайся быть королевой. Это выгодно и тебе и мне. - Но ты мне противен! - Я еще не спал с тобой, откуда ты знаешь? Ты вообще хоть с кем-нибудь спала? Нет? Это ж надо, дожить до двадцати пяти лет и - ни разу! Что же ты такое? Так и доживешь до седых волос, а тогда-то уж точно никому нужна не будешь. Нет, я должен тебя просветить, хотя бы из жалости. Надо познать любовь. - Заткнись, мразь! Не тебе об этом говорить. Ты только брать умеешь. А когда любят - жертвуют. - И откуда же ты этого набралась? Или я ошибся, и твоя девственность уже кому-то досталась? Может, Ульву? Пожалуй, надо проверить... Она защищалась настолько яростно и отчаянно, что на грохот сбежались люди. Дейрел, с исцарапанным лицом, с синяком под глазом лежал в углу, защищая голову, а девушка в приступе гнева била его подсвечником. - Убью, падаль! - кричала она. Люди еле сдерживали хохот. Ее с трудом оттащили. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не вошел быстро седой воин и не зашептал что-то на ухо Дейрелу. В глазах того вспыхнула звериная ненависть. - Вот как, - тяжело дыша, сказал он. - Времени не остается, значит... Слушай, ты! Дела идут так, что мне ждать недосуг. Ты нужна мне женой! - в его голосе слышались испуганно-истерические нотки. - Если до утра не согласишься, я тебя, тебя... Уничтожу! Поняла? У меня нет выхода! - Трус! - бросила она, переводя дух. - Нет, я расчетлив. Они не посмеют тронуть мужа любимой сестры. А так ты мне не нужна. Даже заложницей. - Повелитель, но ведь она из Черных, как и ты, - со страхом в голосе заговорил седой. - Ты не можешь! - Я все могу. Все могу! Готовь костер, слышишь? - Но сжечь... Ведь можно просто убить, Повелитель... - Я не люблю оскорблений. И не прощаю. К тому же, у нее есть выбор. Утром я приду, - усмехнулся он, успокаиваясь. - Не утруждайся, я рыцарь Аст Ахэ, - с решимостью обреченной ответила она. - А ты плесень. Ты всех нас предал и заплатишь за это! - Жаль, - протянул Дейрел. - Королевой ты смотрелась бы лучше. Что же, посмотрим, насколько верно твое имя, Заклинательница Огня... "На помощь! На помощь, братья мои! ведь мы всегда выручали друг друга. Разве не отбили мы Вента у Орков? Разве я не вытащила тебя из огня, Этарк? Разве я не лечила ваших ран? Ульв, где ты? Ты всегда был рядом в бою, где ты теперь? Помогите, братья! Нет, я не умею звать так, чтобы душа услышала. Этого я так и не постигла... Не дано. Властелин, ты же слышишь боль всей Арды, услышь меня! Я хочу жить. До ужаса хочу жить. Но ведь ты знаешь - я не изменю себе, не предам тебя. Ведь у тебя есть крылья, ты умеешь повелевать огнем и холодом, так помоги мне, пожалуйста, помоги!.." ...Они уже знали, где ее искать. Кони несли их к городищу за деревянным частоколом на лесистом берегу реки. И внезапно они услышали - внутри - зов, полный безнадежной тоски, а потом нахлынула волна смертного ужаса и боли. Боль стала невыносимой, и далеко впереди, вместе со столбом пламени над частоколом, к небу вырвался долгий страшный крик - так душа вырывается из тела. И зов затих, оставив сосущую пустоту. Короля никто не защищал. Его так и связали - пьяного до полусмерти. Свои же связали. А Вент, морщась, словно от боли, оттаскивал от огня Ульва. - Там уже никого нет, - повторял он четко и громко. - Ты понимаешь? Ульв не отвечал, глядя в огонь, и в его глазах был другой огонь - безумие. И тогда Вент позвал Торка, и вдвоем они еле справились - с одним. Его пришлось связать. И Вент бил его по лицу, выводя из бреда. Взгляд Ульва стал осмысленным, но теперь в нем была - пустота. И Вент понял - воля к жизни ушла. А на волосы Ульва лег пепел - теперь уже навсегда. Они возвращались, и отряд вел Вент. На телеге лежали рядом двое - Дейрел и Ульв; один спал пьяным сном, другой смотрел в небо пустыми глазами. Когда-то этого человека он называл мальчиком. Теперь ему казалось, что Ульв намного старше его. "Мы похожи, потери равняют. Оба седые, изуродованные..." - Твои братья будут судить его. Ты будешь с ними? - Нет. Разве это вернет ей жизнь? - Ты простил его? - Я не хочу о нем больше знать. Я не знаю, как относиться к нему, у меня просто нет такого чувства. Властелин... - Что? - Почему ты не спас ее? Разве ты не мог? Ведь достаточно было произнести слово... Вала опустил глаза. - Не мог, - глухо выговорил он. - Не мог. Только в ваших сказках: "да будет" - и стал свет. Слово имеет силу - это верно. Но надо, чтобы ее имел и тот, кто говорит слово... Силу сказать и знание - как сказать. Я знаю, но уже не могу заставить слово... Я уже не могу ничего. Этот человек... был прав. Я уже все отдал. Знания - последнее, что у меня осталось. И это я тоже должен отдать, пока есть время. Ульв, ведь он прав - без вашей защиты я ничто. И я не имею права толкать вас к гибели... - О чем ты, Учитель? Мы сами выбрали свой путь. И я не раскаиваюсь. Зерно должно упасть в землю, чтобы прорасти, и мы - эти зерна. Это высокая честь. Тем более наш долг ныне - защищать тебя. - Не знаю, стоит ли. А может, я не прав. Не прав во всем... - Не нам судить. И не тебе. Увидим. Вернее, увидят другие. Но сердце говорит, что не во многом ошибался. - Увидим. Я не знаю... правда, не знаю, что будет. Арда жила мною, а теперь я живу ей. У меня уже нет своих сил. Я могу вырвать кусок ее плоти и взять силы от нее. Но она живая, Ульв, она живая, она будет кричать... Те - живут Валинором, но они-то Арду будут рвать, не задумываясь. Хорошо, что вне Валинора они теряют свое могущество. Как и я вне Арды. Странно, мы - враги. Разве не прекрасны небо и ветер, созданные Манве? Или воды Ульмо? Или плоть Арды, создание Ауле? Я связал их воедино - потому я враг. А это взяло все мои силы... Будь я Человеком, я мог бы уйти, был бы свободен. Только вот Человеком я не стал. Потому и не мне решать судьбы Арды. Мое время кончилось. Ульв, я дожидаюсь своего часа. Теперь это крепче цепей Ауле. Я знаю, что со мной покончат, и скоро. И опять он был прав - со мной покончат дети Арды. Эльфы и Люди. Даже воинство Валар не способно сохранить свою мощь здесь. По крайней мере, полностью... И что будет с вами, когда меня не станет? - Нас тоже не станет. Должны остаться лишь хранители мудрости. А дело воинов - умирать. За дверью послышались шаги и вошел Борра. Сейчас он не был невозмутимым. Он смотрел исподлобья, словно заранее отметая любые возражения. - Мы решили, Властелин. - Что вы решили? - Пусть умрет так, как умерла наша сестра. Не обвиняй нас в жестокости, сами знаем. Мы только Люди и не умеем прощать такое. Ты ведь и сам отнюдь не все прощаешь. - Пусть будет так, как вы решили. Но все же... - Нет. Он предал нас. Предал тебя. Предал Служение. Если бы он просто ушел, это одно. Но он заставил Людей бояться. Он отравил их души алчностью и жестокостью. Он сделал из них Орков. Он заставил бояться тебя и избегать мудрости, предпочитая тупую, жестокую силу. Наконец, он казнил нашу сестру. Из бессильной злобы загнанной в угол крысы. За то, что она поняла всю его гнилую душу и отвергла ее. Мы не хотим этого прощать. Мы тоже умеем ненавидеть. Мы решили. Ульв, ты идешь? - Нет. Простите меня, но мне больно смотреть на огонь. Страшно. - Что же, я понимаю. Прости. Борра ушел. - Огонь - это больно, - после долгого молчания сказал Вала. - Я знаю, - коротко ответил человек и повернул руки ладонями вверх. - ...Властелин... Тревожные черные глаза, напряженно-звенящий голос. - Я хочу быть твоим воином...
| 
