Сколь простирается наш взгляд, всюду черные волны бьются о стены мира…
Всадники, бледные, как смерть, в забрызганных кровью одеждах, реют в атмосфере, потрошат воздух острыми серпами, раскидывают сети в предзакатной Мгле.
Кто может, пусть взглянет на них, - эти достойные выкормыши Ада ловят души, спешно возносящиеся к небу. Они охотятся на дорогах, ведущих в рай.
Их копья нанизывают души в такт истекающим секундам и нашим накалившимся сердцам – искрам вселенского пожара. Им неведома жалость, так же как и мы не знаем пощады. Мы пролили достаточно крови, своей и чужой, чтобы помнить о тонкостях извращённого воздаяния.
Мы терпели голод и лишения, чтобы видеть этот час.
Мы испытывали взлёты и падения, чтобы через долгие века восстать вместе со Тьмой во всём своём величии, и облачиться в пурпурные ткани.
Мы завоевали Дьяволу легионы отверженных душ, и громили непорочные полки божеской армии.
Мы были сухими поленьями, когда огонь Ада питался нашей плотью.
И ныне, в выжженных клеймах на наших душах отчётливо читаемо – Преисподняя. Это – имя Победы.
Что нам страсти и страдания человечества, в сравнении с жертвами, приносимыми нашему Властителю? Лишь ржавые трофеи, сложенные у наших ног.
Мы не колеблемся, когда время так близко.
У нас осталось несколько мгновений на то, чтобы опустить свой взор на колышущиеся хоругви, несущие вязь христограмм лабарумы. Чтобы взглянуть в лица воинов несметных вражеских ратей, и в студенистые ряды ангельского войска, подёрнутые рябью белоснежных крыл.
Наш взгляд способен проникать в самое их нутро, из пёстрого разнообразия выхватывать их сущности прицелами наших глаз и прожигать негодованием, взращённым в освобождённых душах, неподвластных устрашению.
Остались считанные секунды на то, чтобы расстелить свитки, испещрённые кровавыми стрелами – Disposition Zum Angriff.
Предстоит феерическое зрелище –
первый этап войны –
объятые пламенем болота.
MALEDICTUM LIBER PRIMUS
X
Человечество, ставшее более низким, чем Ад христианских пустословов, человечество, погрязшее в трясине пороков, в жиже неконтролируемых страстей, ищет пути вседозволенности и плодит паразитов. Его претензии на святость и грех невообразимо завышены.
Миллиарды его нечестивых глоток раззявлены в требовательном вопле о справедливости.
В этом они единодушны.
Расы и нации, делящие меж собой одну участь, поражены проказой. Они пленники общей лжи. Зависть, лицемерие и предательство – самые страшные гётии их отношений.
Уравнивая их в правах, веют ветра Чумы, Хвори и Мора. Из тёмных проёмов дверей, распахивающихся в неземные пределы, они ворвались, как вестники всеобщей Гибели. Въедаясь в податливые покровы, они кочуют по иллюзиям хрупкого равновесия, отданного человеческим соблазнам.
И так же из недр болезнь рвёт паразитирующие мечты цивилизаций. Рыхлые законы сотрясают гнойное нутро. Жидкая мораль не держится в пористых артериях и растекается слизью, что сущее наслаждение для мокриц в рясах. Окружённые мёртвыми идолами, они строят свою власть, свои храмы.
Распадающаяся плоть человечества струпьями покрывает конструкцию из бездыханных принципов и идеалов.
Столпы, на которые опирается его «вера» и его «непогрешимость», это также его кости, разъедаемые эрозией христианских учений, крошащиеся под непомерной тяжестью диадем алчности, венчающих многочисленные головы, грызущиеся меж собой.
Пока не придёт Тьма, и не заставит их замолчать, чёрные ото лжи, кощунственные рты отхаркивают пустые слова о всеобщем благе, и вдыхают то унаследованное проклятие, что стало разъедающим ядом для лёгких человечества, и вирусом в его крови.
Подобно Пилату, человечество умывает тысячи своих рук перед каждым грязным делом, и не внемлет тому, кого называет богом. Но навечно въевшаяся копоть несмываема с миллиардов грубых душ. Они пахнут жертвенным дымом, курятся серой.
Возлюбленные чада божии тысячи лет более чем упрямо идут по стопам Иуды.
Для них пример повесившегося запечатлён в веках, и топот марширующих ног заглушает призывы распятого на кресте раба.
И ныне зыбкие тропы теряются, упираясь в границы, за которыми грядой возвышаются острые клыки тёмных законов.
Человечество в смятении.
В дерзновенных вспышках своеволия оно ведёт войну с богом. Оно отторгает все заветы, и спешно заключает взаимоисключающие пакты.
Сумеречные божки так называемого технического прогресса не защитят человечество.
Поиски им «нового» бога, создание многочисленных религий, говорит лишь о том, что человечество окончательно сбилось с пути к вратам рая.
Растерянность отравляет умы и выедает глаза, видящие только непроницаемый частокол безнадёжности.
Ускользнувшее от клюки доброго пастыря стадо разбредается в разные стороны, и неспособно уже собраться по зову архангельской трубы.
Здесь и везде,
отныне и навсегда,
падшее человечество, слепое человечество,
- законная наша добыча.
MALEDICTUM LIBER PRIMUS
XI
Мы слышим стенания и проклятия, они сливаются в многоголосый гул, перерастают в рёв.
После величественной фуги Преисподней теперь они ласкают наш слух своей страстью.
Мы видим потные, согбенные спины и раболепно выставленные в небеса ягодицы, исполосованные бичами хребты народа кирки и мотыги.
Их мозолистые руки строили град на семи холмах, их руки поднаторели в строительстве каменных мешков по заказу испанских фра, их скрюченные пальцы вырывали пищу из глоток себе подобных, а их языки не знали усталости.
Своими деяниями они открыли нам путь, отдавая предпочтение нашей удаче, уступая под натиском нашей фурии. Они проложили сквозь топи гать и выстелили её ковровой дорожкой. Всё было готово к тому, чтобы мы вошли, даже не выпачкав своих ног.
Они не рады – они ввели в свой дом Ад. Они встречают нас потоками грязи, льющейся из их ртов и неумелыми попытками нас остановить.
Но слишком поздно, теперь, когда разверзлась Преисподняя.
Смотрите, небеса густеют, верхние и нижние их уровни забиты до предела желавшими попасть туда и уплатившими назначенную цену, светопрестольные казематы наполнены богоизбранными узниками, отныне они заточены навечно.
Небеса трещат по швам под собственной тяжестью, от ощущения собственной значимости, полыхают огнями и молниями, рвутся от давящих изнутри противоречий. Прорехи щедро ссыпают белую и приторную, дурманящую манну. Это кость, брошенная собакам, аванс за послушание.
С земли обречённой тянутся руки, украшенные стигматами, голодные жадные рты застыли в оскале, глаза узрели, как белый цвет темнеет в атмосфере, сочится кровью, орошает их слезами. Теперь они знают, что скоро выпадет обильный урожай пепла небес. Обманутые, они вопят, обиженные, они стонут.
И молят о разрождении небес спасителем.
Да не отвергнут нас!
Мы принесли бесценный дар – спасение от бога и самого человечества. Их крик: «Hostis Humani generis» относится к нам.
О нет, мы метим гораздо выше, и всей полноты нашей ненависти достоин одинтолько бог. Как презираем мы человечество за порок, лицемерие и рабскую сущность, так более всего ненавидим мы небеса за святость в олицетворенной пассивности.
Сметя человечество, мы уберём со своего пути тот хлам, что лежит меж нами и сердцем бога.
Именно потому человеческое царство подлежит сокрушению, подлежат свержению надменные олигархи, и подлежат втаптыванию в грязь целые народы.
Упадок, запустение, прах сопутствуют нам в этом.
Мир будет плацдармом для вторжения на небеса и источником ресурсов для достижения победы. Сие место станет явным доказательством полного воплощения в реальность политики бескомпромиссных завоеваний и утверждения основ нашей морали – прямолинейной, жёсткой и не признающей уступок и отклонений.
Урхитофель уже обагрил свой меч святой кровью и выпростал его вновь.
В базиликах гады свили свои гнёзда и восполняют запас яда, черпая его из клоак. Народы припадают к болотной жиже и ненасытно пьют из своих ран чёрные воды Стикса. Их жажда неутолима, в их сосудах дурная, малярийная кровь.
MALEDICTUM LIBER PRIMUS
Они терзают себя напрасными надеждами, что вслед за ночью вновь придёт день. Они не знают – ночь может быть слишком долгой, чтобы дожить до рассвета.
Они не увидят воспетый ими конец ночи.
Их стоны и вопли услаждают наш слух своей страстью.
Им ничего не изменить.
Да не сорвутся с их губ слова молитв.
Только проклятия!
Проклятия как молитвы! MALEDICTUM LIBER SECUNDUS
XII
Небеса говорят – человек, подразумевают – серв. Бог создал Адама из глины и наделил его душой раба.
Позорное клеймо выжжено на челе человека и метит всё его рабское племя. Клеймо бесчестия – невыводимое пятно чумы. Человеческое бытие – самая изощрённая из всех форм рабства, она подразумевает беспредельную зависимость от бога.
При видимой свободе – позолоченные цепи, тянущиеся от тугого ошейника к кольцу, вжатому в незыблемый массив божеского властолюбия.
Метаморфозы перерождения путём воплощения в лик ангельский; при этом небесные чины и иерархии заведомо закрыты для человека.
Божественная милость выражается во всём одним способом – заменой кровопролития пыткой удушения.
Обещания… Обещания… Кнут.
Обещанные неограниченные возможности лежат там, за чертой смерти, где никто уже не способен вырвать человека из цепких лап бога, кроме… Дьявола во гневе, обрушивающегося сверху, пронзающего небесные сферы и истекающего вниз.
Сын божий, терпящий от Дьявола поражение за поражением и распятый Им на кресте, дарит человечеству надежду и новые обещания и говорит о том, что грядёт светлое царство, в котором рабы обретут заслуженный покой, а Дьявол будет сокрушён.
Идеология несбыточных надежд питает человека в его последней схватке за обесцененный рай. Иллюзорность обещанного не травмирует его больную душу, а крушение обескровленных реалий укрепляет рычаги автократии и почти кровные узы, связывающие раба со своим господином. Раб вечного бога награждён бессмертным нутром и роковой безысходностью тенет их сходства.
Месиву из грязи и крови с болотистой душой предначертано являть облик смирения в углах бездонных зеркал Вселенной, и в невыразимых муках рождать отражение бога, отделяющее самодостаточность оного от жалкой бренности человека.
Человек никогда не сможет полюбить бога, это место чувственной доминанты безраздельно принадлежит любви человека к себе, спроецированной в бога.
Человек как подобие лишь вносит изъяны в облик оригинала.
К «чести» творца, тот также не остаётся в долгу, замышленное им сходство обрекает человека носить в своих чреслах проклятие вырождения. Межи ответственности за деяния бога рассекают полость человеческой души на множество оплавленных частей, рвущих друг друга, как псы.
Они – олицетворение неупокоенности, гибкие символы несоответствий. Искупительная жертва агнца, как явление человеку воплощённой надежды, фантомом ускользнула из человеческих рук, оставив на них ожёг обречённости.
И весь пантеон ошибок господина питает в рабе уродливое восприятие истинности собственного существования, ущербность от осознания собственного несовершенства и взращивает губительные злаки эстетики безобразного. Болезненное видение рая и Ада коверкает, извращает и отрицает два истинных начала, рождая химеры, подобные непостоянной человеческой натуре, делая его более несвободным, чем он есть, и затрудняя желаемое им воссоединение с небесами.
Такова цена бремени рабских обязанностей, такова плата за обещанный покой.
Пресмыкающийся под пятой божественной воли, запаянный в оковы судьбы, человек не способен вырваться из теснин божеских дланей. Он волен роптать, способен
MALEDICTUM LIBER SECUNDUS
поднимать хулу на бога и погружаться в пучину страстей и пороков. Но он знает, как безбожно наказуема рукою бога попытка разорвать стальные звенья.
Он предоставлен Вечности и искусам бесплотных слуг Змеи…
В тени идола могущества бога, столпа истины, коленопреклонённый, погружённый в поиск смысла собственного бытия и обременённый им раб. Он намертво прибит к позорному столбу и слит с ним воедино. Он здесь же ест, и здесь же испражняется. Он здесь готовится узреть обещанный ему грядущий свет.
Он дремлет в сумерках, он ждёт…
MALEDICTUM LIBER SECUNDUS
XIII
Самоутверждение человека через пренебрежение волей господней ступает путями жестокостей. Культивируемое человеком человеческое зло возводится им в ранг добродетели, в угоду низменным его инстинктам.
Человек угрюмо уничтожает себя и себе подобных в безрассудной попытке вырваться из шагреневой кожи, в которую он облачён собственным создателем. Самоутверждаясь таким образом, он обречён раз за разом повторять бесчисленные вариации на темы библейских сюжетов, дешёвые сценки из картонного moralite.
Проминаясь под монолитом эсхатологических идей, продиктованных его «alter ego», человек избирает унизительные способы для утверждения на собственной Голгофе. Образом гения от погибели он устрашается, в тени пламени очищения он униженно восторгается развитием в себе апокалиптического эмбриона, ставящего его на одну доску с теми идолами растревоженных небес, что роятся вокруг Вселенских помоек прирученными ангелами. Уничижительное угождение стало его религией, оправданием его никчёмности и возведением в ранг божества аморфности его духа.
Ему не претит получать подачки из рук, щедрых на побои, его уста черны от господских сапог, а колени стёрты до суставов.
Увлекаемый потоком рабских эманаций, он добровольно втискивает себя в клети тюрьмы, выстроенной царём рабов с приданными тому вельможами, сложенной из скрижалей, заветов и проповедей… Но только для того, чтоб через них переступить, и, совершив тем акт непослушания, иметь возможность положить новое начало попыткам мелочного самоутверждения, перед тем, как вымолить себе прощение в неумолимой тени от вспарывающей воздух хозяйской плети, на краткий миг, упиваясь привкусом гнили от наложенного на плод божьего veto.
Будучи рабом, он по-прежнему изыскивает многочисленные способы быть рабом ленным. Будучи зверем, он является зверем подлым и нечистоплотным. Инстинкты, и усмирённые, и непокорные, сквозят в каждом штрихе его животного окраса.
Приобретённые им грехи и пороки, терзают его печень, заглатывают его совесть и делают его язык искусным в сплетении паутин лести.
Но ни одно из доступных ему средств не приносит ему желаемого, искомого, вожделенного.
Под монотонный стон богохульных панегириков и мерный свист плетей он избирает крайние средства в привлечении на свою рабскую сторону сил, могущих потворствовать его вожделениям и партнёрствовать в его рабских игрищах. Он, много раз умиравший в нищете и горе, распинаемый на крестах из левантийского кедра и корчившийся на еловых кольях, познал сполна жестокие корни самоутверждения.
Они ему не по плечу.
И пока он не превратился в мрамор надгробия, изъеденный временем и ветрами, он предлагает себя. Он ищет союзника, он ищет поддержки со стороны.
Его ищущий взор вновь обращается к нам…
MALEDICTUM LIBER SECUNDUS
XIV
Мы были с человеком с тех времён, когда рассеивались первозданные сумерки, когда Поверженная Звезда низринулась с небес и когда о его рождении возвестили легаты бога. Тогда он был дан и вступил в материю под именем человека и начал отсчёт своего пути вехами кровавыми и жестокосердными.
Он, тогда ещё новорожденный, проникнутый наивным стремлением вершить наши судьбы и обладающий потенциалом, угрожающим могуществу небес, мог стать хорошей партией в нашей беспощадной «игре» с богом.
В нём полыхала жадная непокорность, и он был нетерпим ко всему, что указывало ему на его место в грязи.
Демон Тёмных желаний качал его в колыбели, нашёптывал ему сказки, будил в нём страсти. Он рождал в нём сомнения, бередил его раны и вкладывал в его пустые уши понятия о гордости и силе.
Принадлежащее человеку сердце, как грань Тёмного мироздания, с рождения было помечено скорбью, оно вмещало в себя все гармонии и дисгармонии Вселенной, и некая наша часть стала честью человеческой.
Она, вопреки всем запретам, вела его в сражения, толкала в пламень Ада. Нас связывал с человеком commixtio sanguinis, и договор, основанный на свободе воли…
Но всё напрасно, грязь с вкраплениями ржавой крови изъела сердце человеческое. Душа раба возопила о смирении и искуплении того, что стало для неё грехом и страхом. Кульминация кровавой психомахии разверзла пропасть в сердце человека и утопила его в омуте отвара сорных трав.
Он всё отверг, избравший путь покорности и лени.
Тогда мы отвернулись от него.
Мы разграничили его владения, мы дали ему войны и болезни, мы завещали ему страсти и страдания, вложили ему в руки оружие и яды и заняли места в амфитеатре Тени…
С тех пор он убоялся нас, и растоптав ростки негодования в своей душе, он доказал Вселенной, что он есть. Бог создавал раба и несомненный раб предстал в подножии его престола.
Лепра рабства, увлекающая человека вглубь вырождения по скользким сотерическим ступеням, изничтожила всё, что мы возводили почти Вечность назад и снова ставила его перед нами, вновь поднимая древнюю, как мир, тему договоров.
Он покупал у нас животные блага ценой своей души, и мы оплачивали счета его гибели, с презрением отвергая его продажное подобострастие.
Долгая «игра» с богом завершилась, вступая в новую фазу, взбираясь на пик беспощадной бойни в тот самый миг, когда брошенные рукою бога кости обуглились, упав тремя шестёрками, смотрящими вверх. Неудачный для человека бросок бога предал «божьего данника» в наши руки, нам на откуп.
И мы пришли взять своё, явились во главе легионов заката утвердиться в своих правах и вершить Blutrache. Позорное клеймо раба должно быть стёрто его собственной рабской кровью. Период междуцарствия ввергает душу раба в хаос и бросает его нам под ноги. Мы не нуждаемся в рабах, нам не нужны их бессмысленные жизни.
Душа раба – только ключ к сердцу его господина.
Лживый дар всегда оборачивается змеиной пастью к тому, кто слеп перед лицом предательства.
С рабами не торгуются и не идут на их условия, их пожирают и предают забвению.
Таково последнее и самое краткое эссе о человечестве –
эпитафия человеку.
MALEDICTUM LIBER SECUNDUS
XV
Теперь о воинстве человеческом, что вынуждено противостоять нашей экспансии.
О воинстве из плоти и духа,
костей и железа;
многочисленном, тем не менее обречённом.
О воинстве, что призвано небесным порядком защищать весь прах этого мира, оседающий в колбах устоявшихся форм;
о воинстве, что вынуждаемо инстинктом самосохранения и изворотливой ложью света служить опорой под оседающими куполами небес;
о воинстве, что рассечено фатумом надвое, где плоть – наслаждение и боль, а дух – бремя.
Фатальные противоречия человеческого духа создают отборнейших мучеников армии человечества, толкают на гибельный путь противостояния нам и делают их пешками в предстоящем конфликте. Незаложенные в человеческую природу истинные знания, свобода инициативной воли и осознание духовной морали оставляют нишу – командный пункт бога, откуда тот бросает под нас волны пушечного мяса, рассчитывая измотать наши силы.
Бог, чьё имя сверкает на лабарумах человеческого войска, скрывая то, что война управляет развитием, исходит из другого принципа, принципа обороны своих владений и тактического манёвра отвлечения наших войск. Методами угроз и фальшивых победных реляций он создаёт на нашем пути заслон из слабых человеческих душ.
И он среди них – сынов человеческих.
Творит дух божественных злобы и гнева.
Чтобы не быть протащенным в цепях за колесницей триумфа Сатаны, он нарушает собственные законы и лживо данную человеку свободу выбора. Сберегая свои силы, он бросает против нас своих марионеток, человеческую рать.
Но самой своей природой воинство человеческое не отвечает требованиям, возложенным на его многочисленные плечи. Оно содрогается при неизбежной угрозе нашего вторжения. Оно всем естеством сопротивляется нашему насильственному проникновению в его тесные, но разобщённые порядки; противопоставляет нам свою распылённую на удовольствия натуру и ослабевшую от искушений волю.
Дисциплина, как раздробленные суставы, как порванные связки мышц, не является более цементом, скрепляющим его части, и делающим войско цельным и грозным.
Тот дух равенства, что характерен для взаимоотношений между воинами при соблюдении системы иерархических ценностей, основанных на уважении первенства своих вождей, доблестей, проявленных ими на поле битвы, и доверии к ним, присущ Аду, и фактически вытравлен из отношений в человеческом ополчении.
Связи боевого братства ослаблены мишурой всех мастей и рангов, палочной муштрой подчинения и разлагающим действием атмосферы безверия; дезориентацией, вызванной беспринципной ложью, а также отсутствием бескомпромиссных идеалов.
Тот дух корпоративности между боевыми единицами древних мирских армий, что заставлял участвовать в благородных соревнованиях за честь первым взойти на крепостную стену, либо спасти от гибели товарища по оружию, угас вместе с этими армиями, уступив место скверне отчуждения и предательства. Человеческое воинство, не успев вступить на путь противостояния нам, изначально находится на грани развала.
О dieu, такие армии не водятся к победам.
И наша нужда вскрывать нарывы не разбирает: обременённых ли оружием, или хоронящихся за ним.
Чужеродный для человечества, хтонический прорыв вгрызается в сердце стоящего одесную небес войска, втягивает в разрушительную для него вакханалию битвы, завораживает стремительными па danse macabre.
MALEDICTUM LIBER SECUNDUS
Наш напор обостряет все внутренние его противоречия, разрывает тесный клубок серых хитросплетений и, отделяя чёрное от грязи, а белое обагряя кровью, обнажает сами его нервы в жестокой необходимости пульсировать, топя всё в густом гневе вселенской конфронтации.
скачать книги по сатанизму, черной и сатанинской магии, некромантии -Сатанинская библия; -Черная книга Сатаны; -Маледиктум; -Черный Псалтырь; -Черная книга Арды4 -и многое другое.
